Взгляд снизу: "Платить нужно по справедливости"

Работающая женщина пишет.

Приводим его почти полностью, с незначительной литературной правкой и, убрав излишние эмоции, поскольку считаем, что данную тему нужно обсуждать, что называется, "на холодную голову". Итак, слово — автору письма.

"Я работаю (вернее, работала) в фирме почти семь лет, с самого ее основания. Помню первые месяцы, когда мы вынуждены были экономить даже на зарплате грузчиков, и наш генеральный директор (тогда еще для всех — Паша) вместе с нами разгружал машины с закупленными в Польше компьютерами.

Как-то Паша собрал всех и сказал, что фирму "кинули", и у нас есть два выхода: либо закрываться, либо пару месяцев работать без зарплаты. Большинство тогда уволилось. Я была среди тех, кто остался. Постепенно дела налаживались, росла наша зарплата.

С некоторых пор изменились и условия ее выплаты. Раньше я знала, что все мы (кроме, естественно, начальства) получаем поровну — по пятьдесят долларов в месяц (немалые деньги по тем временам). Но однажды кассир, выдавая зарплату, накрыла ведомость трафаретом, в окошечке которого была видна только моя фамилия и причитающаяся мне сумма. Честно говоря, меня это не очень смутило, поскольку к тому времени я стала ведущим специалистом и получала тот же "полтинник", но уже за каждую неделю работы.

За несколько месяцев до кризиса девяносто восьмого года к нам пришла девушка. Тихая, скромная выпускница института — "серая мышка". 'Учи ее всему, что знаешь, готовь себе замену, — сказал мне наш генеральный (почти для всех уже Павел Петрович, а для меня все еще Паша). - Скоро откроем филиал, и ты будешь там начальником".

А потом разразился кризис, и планы открытия филиала провалились. Зарплату уменьшили вдвое, треть работников сократили. "Мышка" осталась. Вскоре она спросила меня о том, что я знаю о наших ближайших конкурентах — крупной столичной фирме производящей офисную мебель. Оказалось, бывший однокурсник приглашает ее на хорошо оплачиваемое место. Я посоветовала соглашаться.

Из кабинета генерального "мышка" вернулась заплаканная, но на следующий день, как обычно, вышла на работу. На мой вопрос о том, как дела в "той" фирме, ответила, что однокурсник соврал, просто хотел ее "закадрить". А потом она просто на глазах стала расцветать: появились новые наряды, дорогая косметика, а главное - выражение лица уверенной в себе женщины. Я даже подумала, что дело здесь в романе с тем самым однокурсником. Но все оказалось намного проще и... неожиданнее.

Как-то во время выдачи зарплаты кассира позвали к телефону. Поднимаясь из-за стола, она неловким движением сдвинула лежавший на ведомости трафарет. Я увидела следующую за моей строчку — "мышкина" зарплата была в полтора раза больше моей.

Я плохо помню, что делала дальше, что говорила "мышке" и Паше, в кабинет которого по старой привычке вошла, минуя секретаря. Зато ответ генерального просто-таки врезался в память: "Она мне нужна. Ты тоже. Была. До этого скандала".

Через два часа был подписан приказ о моем увольнении. А через два дня я пишу вам это письмо, чтобы спросить: я ли такая дура или просто начальнику наплевать и на мою преданность фирме, и на выслугу лет, а к своим подчиненным он относится как к..."

Взгляд сверху; "Сегодня думают не о справедливости, а о выживании"

Мы показали письмо вице-президенту одного очень крупного столичного производственного предприятия. Поставив единственным условием не называть его фамилию (прочитав статью до конца, вы поймете, почему), он сказал буквально следующее:

"Давайте сразу забудем о каких-то мифических "моральных обязательствах". Как и у любого руководителя отечественной фирмы, моя главная задача сегодня — не улучшение условий жизни сотрудников и даже не увеличение своих доходов, а сохранение самого предприятия в условиях кризиса. Чтобы фирма выжила, я, не задумываясь, урежу все выплаты подчиненным, и не буду испытывать при этом никаких угрызений совести, так как уверен, это сегодня гуманнее платить небольшую, но гарантированную зарплату, нежели пойти на сокращения и выгнать людей на улицу.

Я, как работодатель, в условиях кризиса заинтересован, прежде всего, в том, чтобы, получив от своих работников как можно больше, заплатить им как можно меньше. И вина в этом не моя, а государства и его чиновников, которые по-прежнему хотят содрать с меня как можно больше налогов и взяток.

Поговорите с моими подчиненными, и вы убедитесь в том, что два года назад, до августа девяносто восьмого, все было иначе, и я, как и многие пытался создать цивилизованную фирму с цивилизованными критериями оплаты труда. Нынче я делю своих работников не по степени приносимой ими пользы, а на три простые категории:

• те, без кого пока обойдусь;

• те, без кого не могу в данный момент обойтись, но кому могу легко найти замену;

• те, без кого обойтись не могу и для кого замены пока не вижу.

Первую категорию я уже сократил. Второй плачу небольшие, на уровне прожиточного минимума, деньги, достаточные для того, чтобы в любой момент найти на них нового специалиста этой квалификации. И лишь работники третьей категории могут сегодня рассчитывать на обсуждение со мной своей зарплаты. При этом я буду платить им не столько, сколько они, предположим, стоят на условном рынке труда, а очень конкретную цифру, которая просто будет на пятьдесят, сто, пятьсот долларов больше, чем им могут предложить другие.

Именно этот фактор и делает мои решения относительно зарплаты специалистов высокой квалификации весьма субъективными. Скажем, сотрудник Икс, уверенный в своей незаменимости, знает, что может потребовать у меня зарплату, предположим, в шестьсот долларов, ссылаясь на то, что ему обещают такую же в другой фирме. Он рискует, что я могу счесть это шантажом со всеми вытекающими для него последствиями. Но и я рискую, ведь это может оказаться правдой, и в случае моего несогласия человек, действительно, уйдет, и фирма потеряет больше, нежели пара сотен ежемесячной прибавки к зарплате. Я могу дать ему эти шестьсот, в то время как другой работник, Игрек, более опытный и способный, но не ищущий себе местечка потеплее, будет получать все те же триста.

Не сомневаюсь, что, узнав о повышении зарплаты Иксу, Игрек вряд ли будет продолжать с прежним пылом трудиться на благо моей фирмы. Более того, в каждой фирме есть еще и свой Зет, которого вся эта ситуация лично не касается, но который с огромным удовольствием доложит Игреку, что Икс-то, оказывается, получает вдвое больше. И поэтому, во-первых, я никогда не пойду на то, чтобы о размере зарплаты знал кто-то, кроме того, кто ее получает, и тех, кто ее начисляет и платит; и, во-вторых, уверен, что любая попытка оспорить сегодняшний порядок оплаты труда в моей фирме должна быть приравнена к попытке бунта на корабле во время шторма и беспощадно подавлена еще в зародыше.

Вкратце свое отношение к описанной в письме ситуации я могу сформулировать в трех предложениях.

Первое: если человек работает в моей фирме, я априори считаю, что зарплата его устраивает.

Второе: если зарплата его не устраивает, но он продолжает работать в моей фирме и ему некуда уйти, — это его проблема, но никак не моя.

Третье: он должен знать (или догадываться), что, попытавшись сделать вышеназванную проблему моей, он рискует вызвать у меня желание избавиться и от этой проблемы, и от него самого".

Выслушав мнение работника и работодателя, мы сделали несколько выводов.

Вопрос: "Сколько вы получаете?" — считается некорректным.

• Во многих фирмах обсуждение сотрудниками своих и чужих зарплат или разговоры о доходах предприятия считаются неприемлемыми и влекут за собой наказание в виде штрафов, лишения премий и даже увольнение.

• Не позволяйте коллегам втягивать себя в "денежные разборки". Эти разговоры, как правило, непродуктивны, изнурительны, создают конфликтную ситуацию на рабочем месте. А самое главное — они безрезультатны.

• Как правило, принимая вас на работу, руководитель солидной фирмы заведомо знает вам цену. И ее повышение зависит как от вашей дальнейшей успешной работы, так и от финансового состояния фирмы.